Участник Форума свободной России Евгения Чирикова поделилась своим мнением с Каспаров.Ru о федеральных и муниципальных выборах и рассказала о росте самосознания российских граждан и своем проекте Activatica.org.
— Как бы вы могли оценить прошедшие в России выборы, наверняка вы следили за происходящим?
— Вообще не следила я за этими прошедшими выборами. Зачем мне следить за тем, что и так мне известно. Это не моя тема, но я считаю, что на этом уровне ничего интересного в России не происходит.
Уровнем моего интереса остается гражданский протест, гражданский активизм, который растет невероятно. Там происходит фантастически интересные вещи, и вот за этим я продолжаю следить, за выборами — нет.
— Как бы вы ответили на вопрос, который сами задали Марку Фейгину, почему у нас все-таки после того, как какая-то проблема решается, люди сразу забывают, что проблема была системная, что виновата система?
— Они ничего не забывают. У людей после того, как поучаствовали в активизме, меняется менталитет очень сильно. Они по-другому смотрят телевизор, они становятся более сознательными гражданами.
И, на самом деле, на таких людей вся надежда, потому что, я напомню о своей истории, люди, которые защищали Химкинский лес, очень многие из них стали местными депутатами. Они продолжают бороться за родной город уже немножко в другом качестве, то есть эта история имеет продолжение.
Поэтому я не понимаю, откуда такой пессимизм насчет пассивности или глупости россиян, которые не связывают проблему режима со своей жизнью. Есть люди, которые просто аполитичны в силу того, что у нас вообще вся наша предыдущая история (основана на том), что власть приучала людей на протяжении 70 лет сидеть тихо и не высовываться, иначе это просто грозило уничтожением физически.
Напомню, вообще сто лет назад власть у нас в стране захватила террористическая группа, террористы, которые называли сами себя "красный террор". И, собственно, их основная задача была — изменить человека советского таким образом, чтоб он вякнуть и пикнуть побоялся, чтоб он был атомизирован, чтоб он был неактивен социально.
И они своей цели во многом добились массовыми репрессиями и убийствами миллионов. Собственно говоря, поэтому у нас такая тяжелая ситуация с активизмом в стране. У нас власть просто выжигала это поле, выжигала эту способность в людях самоорганизовываться и объединяться.
Вот почему я так тяну сейчас (это дело), последние семь лет идет подъем гражданского активизма в России. Я считаю, это очень важно, это идет наперекор линии партии и правительства. И это важнейшая вещь, которая меняет общество непередаваемо. Еще десять лет назад таких протестов, как в Волоколамске, не было в помине.
Когда мы начинали наше движение в защиту Химкинского леса, мы были просто "эксклюзив", мы были одни единственные, таких других не было. А сейчас таких движений сотни, откройте портал Activatica.org, возьмите карту России — сотни точек.
И каждая из этих точек от Москвы до самых до окраин, до Дальнего Востока, — это та или иная активность, социальная или экологическая, или активность, связанная с защитой своей собственности или своего бизнеса. Это все важнейшие темы, и люди через этот активизм меняются. Они становятся гражданами. Они из овощей превращаются в граждан. Это не быстрый процесс.
Нельзя людей сначала 70 лет бить по башке, а потом ожидать, что они расцветут как граждане, при том что у нас в стране даже условий для этого никаких не создано.
И то, что идет этот процесс сопротивления — это несомненно, пожалуйста, открывайте Activatica.org, смотрите, читайте, там люди сами про себя пишут. Это как Facebook, сделан защитниками Химкинского леса, на минуточку, активистами для активистов.
Наша проблема в том, что медиа не пишут об этом. Наша проблема в том, что для медиа нет такой оптики, которая увидела бы этот уровень. Они считают, что это мелкие дела, это неважно. А вот это и есть важно, вот это и есть самая важная тема. Потому что только через то, что человек решает свои локальные проблемы, он понимает, что можно победить систему, можно заставить ее с собой считаться, а во-вторых, он меняет эту систему.
— То есть вы считаете, что, например, если решат проблему Волоколамска, то люди будут продолжать протестовать?
— Я считаю, что это поменяет их как граждан. Что это заставит их внимательнее относиться к выборам. Я считаю, что они будут более активно включаться в местные муниципальные выборы.
И я думаю, что следующий шаг будет, как в Химках: люди пойдут на местные выборы, будут становиться депутатами и будут требовать свой кусок власти и ответственности. Они будут включаться в управление своим регионом. И вот это бесценный совершенно опыт, которого раньше у нас не было.
— Как вы считаете, после выборов, в поствыборный период, как будет развиваться ситуация с активизмом, будет ли "закручивание гаек"?
— Обязательно будет. Но голос не заткнешь, этот ящик Пандоры уже открыт, люди увидели, что можно защищать свои интересы через активизм
— Страх ушел?
— Во-первых они поняли, что это возможно. Они же раньше не знали, что это вообще можно, такой был страх жуткий. Теперь они увидели, что это можно. Вот у нас в движении, например, Мишу Бекетова убили, журналиста, который писал про Химкинский лес.
Казалось бы, нас должно было страхом парализовать. В ответ мы провели две кампании в мэры, фактически победили. То есть первый раз — третье место заняли, второй раз — второе, потом они нам выборы отменили.
Но, на самом деле это важнейший прецедент, когда мы показали пример, как надо, показали паттерн поведения правильный. Люди поняли, какой это класс, когда ты что-то делаешь, у тебя получается. Даже если не очень получается, все равно ты видишь, что твоя тема важна, социально важна. Ты получаешь новые смыслы.
— Так страх, он окончательно ушел?
— Он не ушел, все равно страшно, все равно боязно. Но люди не могут остановиться, они не могут прекратить это делать. Потому что очень сильно ущемляются их интересы, они становятся новой нефтью, из них власть жмет деньги, выжимает из них, и они не понимают, зачем им такое государство.
Они в какой-то момент задают себе вопрос: "Какого черта, я плачу столько, а мне еще дышать не дают?! Почему мои дети дышат свалочным газом?"
— Когда все-таки будет достигнута эта точка кипения?
— У всех по-разному. Я не знаю ответа на этот вопрос.
Мне понадобилось пять лет, и это при том, что у меня три высших образования, папа — кандидат наук, и вообще я всегда считала себя человеком неглупым. Тем не менее мне понадобилось долгих пять лет, я не думаю, что это быстрый процесс.
Но я, честно говоря, не готова говорить про конкретные сроки. Я бы спросила каких-то политологов на родине, например Екатерину Шульман, которая мне страшно нравится, очень уважаю ее мнение, кого-то, кто знает как эти режимы работают, что с ними происходит.